.

Саша Козлов (1938-2005)

Все стихи, кроме первого опубликованы в книге: 
А.Н. Козлов "Выразительно глядела лошадь". - 
Издательский дом "Синергия", 2006. - 96 с. ISBN 5-94238-043-0. 
Мою статью о Саше можно почитать тут    или тут  
* * *    (2001)
=================
Прозектор после вскрытия небрежно 
С лица покойника утер холодный пот. 
И выдав заключение: "Не Брежнев", 
Он грациозно в три стежка зашил живот. 

А саблей маршала в три слоя алой крови, 
Который, собственно, он вскрытие и вел, 
Как бритвой острою ему подрезал брови, 
И, как проколотый воздушный шар, стал квел, 

Когда сообразил, Кого он тут гвоздячил, 
Кто распахнул ему смердящий свой живот. 
И бился головой как птеродактодятел 
Об итальянский мраморный киот. 

Я метрик не нашел. Не знаю, кто вообще я.
Напрасно головой я бьюсь об аналой.
Кто скажет мне, зачем иглой Кощея,
Зачем я шил его Кощеевой иглой? 
Судьбы мира
============
Весь этот мир и судьбы мира,
И время замкнутое в нем --
Всего лишь частная квартира,
Барочный угол, часть сортира
Эпохи позднего ампира,
Что снята Господом внаем.

У вечности животворящей 
Ему несчетные миры,
Как этот, душу леденящий,
Из никуда в ничто летящий
Над бездной Божьей Нищеты.

Нет средства -- все осточертело
Ампир, барокко и сортир.
И он сворачивает дело,
И покидает этот мир.

И за умеренную плату
Он вместе с дьяволом вдвоем
В глухом углу снимает хату
У той же Вечности внаем.
Ошибка резидента   (1999)
===================
Муляж в камуфляже явился домой. 
Он был нелегал-конспиратор. 
Он ночью работал как глухонемой, 
А днем как великий оратор. 

Он днем эксклюзивно давал интервью, 
Визжал и повизгивал в своре, 
Участвовал в шоу, резвился в ревю, 
А ночью купался в растворе. 

Он был резидентом музея Тюссо, 
Где числился главэкспонатом, 
И ночью накатывал воск на лицо 
Ему медицинский анатом. 

И вот он явился с резиновой скво, 
Накачаной возле вокзала, 
А солнце, едва взгромоздясь над Москвой, 
Уже нестерпимо воняло. 

Воняло и жгло, перфорируя воск, 
Лицо к подбородку стекало. 
Сквозь гипсовый череп пробулькивал мозг 
И ширилась лента оскала. 

Напомню, что наш камуфляжный муляж 
Был тайным агентом, как Зорге. 
Он скромно снимал криогенный этаж 
В казачьем коммерческом морге. 

Там шашкою сотник рубил и кромсал 
Седых есаулов останки. 
За баксы работал детандерный зал, 
Кипели азотные танки. 

Вот там, наконец, он лицо сполоснул 
В растворе Хе 3 -- Хе 4. 
Соскобы с литых алебастровых скул 
Спустил в криогенном сортире, 

Сплясал казачка с каучуковой ню, 
Не зная -- и в этом весь юмор --, 
Что в шопе ему подложили свинью 
И пляшет он с гидрокостюмом. 
Господь   (2001)  
===============
Весь этот мир, и тайны мира,
И время, замкнутое в нем,
Всего лишь частная квартира, 
Барочный угол, часть Сортира 
Эпохи позднего Ампира,
Что снята Господом внаем 

У Вечности, живородящей 
Ему никчемные миры, 
Как этот, душу леденящий, 
Из никуда в ничто летящий
Над Бездной Божьей Нищеты.

Без денег тяжким стало бремя - 
Ампир, Барокко и Сортир . . . 
И Он сворачивает время 
И закрывает этот мир. 

А все прошедшие мгновенья, 
Все вещество, как мишуру, 
Как пепел первых дней Творенья, 
Спускает в черную дыру. 

И за умеренную плату 
На пару с Дьяволом вдвоем 
Он черт-и-где снимает хату 
У новой Вечности внаем.

Но вновь, когда все звезды мира 
Погаснут, он уйдет с мешком. 
Так царь уходит из Сортира, 
Куда, как все, пришел пешком. 

Уйдет на новую квартиру. 
Ее ни снять, ни получить. 
Она тождественна Сортиру, 
В котором всех пора мочить.
* * *   
=============
Горсть безумия в помятом паланкине.
Жадный запах из некроличьей норы
Тонкий кол из выжившей малины
И до горизонта топоры.

Всю ночь напролет целовал насекомых.
Ласкал, целовал и давил бомиком их.
Шуршащие трупы в глубокий подвал
Всю ночь выносил и глумясь предавал.

Потом предавал неразумных скотов.
И вот, разогревшись, предать я готов
Любого того, кто со мной по пути.
Предать и убить и следы замести.

Я нежных и верных друзей не имел.
Посмертные маски с блуждающих тел,
Гремучие скальпы я с трупов снимал.
И масов мне мал неживотный оскал.

Я вынес труп под лезвие рассвета,
Под нежное кривое лезвие.
Подземная глубокая комета
Из бездны тело вынесло мое.

Угодна бездне тела бездыханность
Там тощая рука небытия.  
* * *
==============
Приснилось мне, что узок круг явлений,
Но дерзое и широк оскал небытия,
У коего вовек во власти я.
И если свет мелькнет, то это тень от тени.

Мне снилось: я у ваших юных плеч,
Из створок платься выглянувших крабом,
При свете факела, танцующем и слабом,
С ножом в руке, занесенным отсечь . . .

Но вот проснувшийся от крика синих мух
Я прячусь в неспокойном горизонте.
Меня там нет. Над ними черный зонтик.
Но рдеет танцами тяжелый рот земли.

Под черным зонтиком жених вас обнимает.
Но вдруг, октинувшись, он дерзко умирает
И быстро, что есть мочи, истлевает,
Гниет стремительно в бугорчатой пыли.  
* * *   (2000)
==============
Один с цепи. Другой бог рати. 
А третий просто вышел в поле. 
Тот, кто владел селом Баграти, 
Погиб в бою по божьей воле. 

Тот, кто с цепи, водил из Рима 
В поход лихие легионы. 
И на плечах его незримо 
Сверкали римские погоны. 

О том, кто в поле, пару строчек 
Хочу черкнуть я напоследок: 
Он сам был лакомый кусочек, 
Но также брат его и предок. 
* * *   (1974)
Ветер ночного погоста
Челюсть колышет мою
Господи Боже! Как просто
В полночь стоять на краю
Свежераскрытой могилы
С песней на длинных зубах
В час, когда юные силы 
В синий вливаются прах.

Вот я уже за оградой
Славный приют -- за спиной,
Жду я. Мне так тебя надо, 
Путник случайный ночной.
Кровь твоя станет моею.
Если же вскрикнешь ты вдруг,
Я успокоить сумею
С помощью ласковых рук.

Будешь ты весел со мною.
Песню любую спою.
Под одинокой луною
С робкой надеждой стою. 
* * *   (2001)
================
Двести лет, а может быть и триста, 
С той поры, как все разрешено,
В чехарду играют чехардисты, 
Думая, что это домино. 

А в яйце той самой дикой утки 
Сена стог и множество вещей. 
И не просыхая ни минутки, 
Надо мной хихикает Кощей. 
* * *   (1984)
Есть свежие следы Небытия, 
Проросшие из жирных струй салюта. 
Как смерть не разложить на жития, 
Так их не отделить от Абсолюта. 
Вот череп Дьявола без признаков лица, 
Прикрытый харею, оскаленной с плаката. 
Медвежий смрад зари и тощий срам заката. 
На бабочках предсмертная пыльца. 
И лезвие могилы рассекает 
Горбатую, всю в ящерицах ночь, 
Своим пытаясь мраком ей помочь, 
И Авеля скончаться просит Каин. 
И жадно смерти брата ждет старик 
С лицом, похожим в оттепель на крик. 
* * *   (1999)
==================
Завсиракузами, начальник части флота, 
В кругах эзоповых известный, как Сизиф, 
С солдатами искал на дне болота 
Рабочий камень свой, свой черный абразив, 
Который в аккурат для обмолота, 
Беспечного осла им тяжко нагрузив, 
Иуда приволок из Кариота... 
* * *    (1975)
=================
В Мезозой стоял на склоне каземат. 
Раздавался в каземате козий мат. 
Но с мечом спустился с тверди в козий мир 
Как-то ангел козьей смерти Казимир. 

Не по-козьи он глядел из-подо лба б, 
А цеплялся бы как все за подол баб, 
Может статься, он бы в давний Мезозой 
Не усоп от забодания козой.
Ветер   (1978) 
================
Был гроб мой без крышки, могила без дна.
У гроба сидела девчонка одна. 
И северный ветер платок ей листал. 
И к ветру затылком из гроба я встал. 

Она отвернулась, свежея щекой, 
Разглаженной ветра упорной рукой. 
Пронизанный ветром, я рядом стоял, 
Без слова и вздоха, недвижен и вял, 

Свою бездыханность, как вечность, храня. 
Лишь раз равнодушно взглянув на меня, 
Она без улыбки на темный восток 
Смотрела, поглубже надвинув платок. 

Смотрела, как быстро темнеет река, 
Как ветер швыряет и рвет облака, 
Как черные он обдувает холмы 
И к самой земле пригибает дымы. 
* * *   (1974)
=================
Садовник из садов Семирамиды 
Убег в Египет выпить в пирамиды. 
Там перед ним предстал Тутанхамон. 
Никто ему не верил, что хам он. 

С кривою харею, похожею на профиль, 
Он саркофаг одел в гремучий кафель. 
В нем Нефертити заварила кофей 
И долго с губ роняла крошки вафель. 
* * *   (1982)
============
Был такой период Ордовик. 
Не оттуда ль вышел большевик? 
Не из тех ли  мезозойских эр 
В Ноозой шагнул СССР? 

Не из тех ли дальних эр глядит 
На людей с портретов троглодит 
И поют на разные лады 
Песнь племен пещерные жиды? 
* * *   (1980)
==============
След бытия подобен паутине, 
Сквозящей в непомерном Небылом.
Как дряхлый фараон в аттической пустыне, 
Забытый подлыми рабами в паланкине, 
Так тень Небывшего скудеет в Нежилом. 
* * *   (1971)
==============
Средь высоких хлебов затерялся Петров. 
Напугал его лаптем Васильев. 
А товарищ Петрова Семен Иванов 
На пожар побежал с керосином. 

Он плеснул керосин - затрещала изба, 
Разлетелась искра на полсвета. 
Сильный ветер подул, занялися хлеба. 
Ой, Петров! Ваша песенка спета.
А.Ф.Барабанову   (1959)
=================
Увидев дерьмо, слабый разумом друг 
Спросил, не моих ли оно дело рук. 
Был краток ответ на вопрос идиота: 
Оно, вообще, не ручная работа. 
Левенгук   (1978)
===============
Микропогост замшелый на агаре.
От пепла искр горячий запах гари. 
И я больных зародышей амеб 
В скелетах хороню радиолярий. 

Нет ложноножки, плох микрокостыль, 
На псевдоподиях гребенчатая гниль. 
В свой известковый, на семи отростках гроб, 
Моя любимая, навек легла не ты ль? 

Как горизонт, твой гроб вдали - другой. 
В нем юг и север есть. Он выгнулся дугой. 
Три горсти мрака я плеснул в твой юный лоб, 
Оставив в сердце образ дорогой. 
* * *
===============
На ухо мне шепнул глухонемой: 
"Послушай тишину, товарищ мой". 
А я сказал ему: "Товарищ мой и брат, 
Едва ли тишине я буду рад".
Корабль мертвецов   (1976)
===================
"Санта Мария" бриг летел над океаном. 
К бизани шкипера клинка прижала сталь. 
Прищурив глаз, изъеденный туманом, 
Другим пронзительно он вглядывался в даль. 

В снастях, над шканцами, на баке трупы стыли. 
Над ним вдаль летел холодный бриз зюйд-вест, 
А в бездне наверху среди алмазной пыли 
Сиял, переливаясь, Южный Крест. 
* * *   (1971)
=============
Шумит вечерний лепрозорий. 
Перед безвинною толпой 
Меня любимый друг позорит, 
Врачу позируя собой. 

Меня же тешит вид убогих. 
Я так же, как они, не горд. 
Любой кретин, хоть каплю строгий, 
Передо мною - князь и лорд. 

На каждого, кто с постным видом, 
Гляжу, как робкий ученик. 
Мне ничего нигде не выдать 
И никогда не учинить.

Хотя вот, выпив через силу, 
Вчера прирезал двух сирот, 
А в будущем сведу в могилу 
Свою семью и свой народ.
* * *   (1974)
==============
Горбатый придет и могилу исправит, 
Покойника вынесет, выветрит вонь, 
Постель в ней постелит и зубы ей вставит.  
И в зубы ей глянет подаренный конь. 

А всадник коня, изумленный уютом, 
Дареный коню вместе с терским седлом, 
Приветствовать будет армейским салютом 
Горбатого с кровью в горбу молодом. 

И чтобы унять неуемные силы, 
Он к ночи, как только рассеется зной, 
Отправит три пули подряд из могилы, 
Три пули в висок, под безрогой луной. 
* * *   (1963)
==============
Крутилось небо, как плевок, 
И я под пеленою липкой 
Тащил вдоль судорог дорог 
Широкогробую улыбку 
И думал о крючьях - ноздрями. 
* * *   (1965)
=============
Я - на столе. Отпет, убит. 
Горит огнями зал. 
И страшен был мой смертный вид 
В тот час, когда я встал.

Я встал и взглядом зал обвел. 
И в зале замер гул. 
И мясо, падая на стол, 
Открыло кости скул. 

И тяжко я прошел во двор 
И усмехнулся там. 
Усмешка ползает с тех пор 
По лицевым костям.
* * *  (1969)
================ 
Спокойно встретила могила 
Кривой лопаты острие. 
С лица слетели комья ила, 
Я молча глянул из нее. 

Вверху собравшиеся спели 
Берущий за душу псалом, 
Но шевельнуть меня не смели 
Своим осиновым колом. 

Они стояли зыбким строем 
Объяты ужасом, без сил, 
Когда я, синий, хриплым воем 
Глухую полночь огласил. 

Как был смешон мне бег их спешный. 
Сквозь глины комья и слои 
Я молча вслед глядел с усмешкой 
И знал: теперь они мои! 
Печенеги   (1978)
================
Я к печенегам затесался в конный строй 
На общих правилах, с обритой головой, 
И жил, как все они, набегом и муштрой,
Скрывая ненависть  и гнев скрывая свой. 

Так с сердцем стиснутым, украдкою крестясь,
Я кровью русскою кропил ковыль и грязь.
А в стольном городе, на скиптр облокотясь, 
Ждал тайных сведений и планов светлый князь. 

Но не дождался, так как осенью в четверг 
Все разом кончилось и белый свет померк, 
Когда мне, спящему в излучине трех рек, 
Отрезал голову какой-то печенег. 
Скрипачка   (1981)
================
Скрипачка, сыграй Мендельсона. 
Давно не рыдал я в хмелю. 
Есть хлеб, есть бутыль самогона. 
Захочешь - и водки куплю.

Сыграй мне Вивальди, скрипачка. 
Давно я не видел смычка. 
Прости, если  в белой горячке 
Сваляю с тобой дурачка. 

Я сам бы сыграл - только нечем.
Хоть пальцы мои не дрожат, 
Да руки по самые плечи 
В станке шпалорезном лежат. 

Сплясать тогда, что ли? Да ноги 
(ты, главное, крепче пили)
Лежат на железной дороге, 
На шпалах в крови и в пыли. 

Дави на смычок. Буду слушать.
Зароюсь поглубже в доху. 
Забыть бы, не думать, что уши
Сорвал вентилятор в цеху.
РА   (1970)
============
О том, что все везде убого 
И  что не стоит свеч игра, 
Он знал, прикинувшийся богом, 
Простой мемфисский парень Ра. 

В очах пленительной Изиды 
Он суету читал и тлен. 
И в час тоски, сказав: "Изыди!", 
Он прочь согнал ее с колен. 

Согнал. А сам ушел в пустыню 
И там легко сошел с ума. 
Всю ночь висела в небе синем 
Над ним Египетская Тьма. 

И смертный час его настал. 
И солнце высушило прах
И кто-то сволочью назвал 
Его, усопшего в песках.
* * *   (1974)
=============
Не трогай Моцарта, Сальери. 
Не суйся в бочку, Диоген.
Не погружайся, Алигьери, 
В пучины огненных Геенн. 

Не суетись в костре, Джордано. 
А ты, Толстой, не смей пахать. 
И прекрати бедняжку Анну
Под рельсы поезда пихать. 
Треугольник   (1988)
==============  
Думает женщина, лоб напрягая, 
Женское личико морща свое, 
Только о том, что бабенка другая 
Где-то гуляет с мужем ее. 

Зарясь на мужа, чужая бабенка 
Думает, как бы его обобрать, 
И с удивительным телом ребенка 
Голая лезет и лезет в кровать. 

Муж же жены, пораскинув мозгами 
И по-мужичьи ощеривши рот, 
Выбьет обеим глаза сапогами 
И сапогами обеих убьет. 
* * *   (1980)
Я - всего лишь - узкая полоска 
На бродячей кошке вдоль спины. 
Наши судьбы - маленькая сноска    
В бортовом журнале Сатаны. 

Но спешу, едва погаснет день, я 
К той, что всех костлявей и рыжей, 
И всю ночь, крича от наслажденья, 
Слизываю кровь с ее ножей. 
Невеста  (1971)  
===============
Весь год  вместо пасхи свирепствовал пост. 
К весне всю деревню я снес на погост,    
И, сколько не знаю, ночей или дней,
Проплакал у дома невесты моей. 

Но страшная буря ворвалась в село. 
И с кладбища ветром могил нанесло. 
Они громоздились все выше и выше 
И скрылись под ними деревья и крыши. 

Весь день я метался на гребне могил.  
Я снова невесту мою хоронил,  
И буду ее хоронить без конца,  
Поскольку не смог довести до венца. 
Тетя   (1984)
=====================
Смерть с малолетним смертеночком малым 
Кости обозным обмазали салом, 
Чтобы ни мать, ни костлявый юнец, 
Если ухватит за ребра отец, 
Или с рентгеновской харею дядя, 
Скаля оскал и глазницами глядя, 
Или родная, безмясая тетя 
(Впрочем, она раскрошилась при взлете) 
Или какой задуривший костяк, 
Как молодую козу холостяк,  
С тонкой улыбкой английского сноба, 
Их пожелает потискать у гроба, 
Чтобы они при оказии этой 
Костью не щелкнули, как кастаньетой. 
* * *   (1975)
============
Подари мне нож для харакири, 
И топор, и плаху подари, 
Оттого что в стае по четыре 
Возле дома ходят упыри. 

Как они глядят из-под надбровья. 
Желтый, нестерпимо желтый взор. 
Как хотят моею алой кровью 
Смыть с себя обиду и позор. 

Вот они вошли. Они - в квартире. 
Их глаза горят, как фонари. 
Подари мне нож для харакири, 
Милая, скорее подари. 
* * *   (1982)
==============
Созрел инжир в саду у тети Песи, 
А дядя Шлема служит в коммандос, 
Покуда Кремль диктует желтой прессе 
О палестинских беженцах вопрос. 

Гори Бейрут. Да здравствует победа.
Беги-беги, кровавый Арафат! 
И пусть тебя в дворцах а ля-Монеда 
Устроит жить арабский халифат. 

А нас манят Голанские высоты, 
Где лагерем стоял Иисус Навин. 
Теперь здесь бродят Хайм из Миннесоты 
И Шлема, бывший гомельский раввин. 

Он в Гомеле ментов по мотоциклам 
Размазывал тяжелою рукой. 
А здесь горит земля, трава поникла 
И черный дым над Иордан-рекой. 

Здесь некогда молиться в синагоге. 
Мы в бой идем, мы рвемся в самый ад. 
Ведут в Иерусалим пути-дороги. 
Дрожит в руке горячий автомат. 

Идем мы в смертный бой не за награды. 
Никто из нас за них не воевал. 
Настанет день - и грозные армады 
Пройдут через Гиссарский перевал. 

Пусть бесятся кровавые чекисты, 
Пусть каждый мент, как Ленин в октябре.
Построившись у стенок, коммунисты 
Забудут о награбленном добре. 

Рассорится навек семья народов, 
Кровавый лед по Яузе пойдет, 
И улицы Москвы от пешеходов 
Очистит скорострельный пулемет. 
Краткий курс  (1988) 
=================
Кириллицей написан Краткий Курс. 
Но, так как он написан не Гомером, 
Его переложить я не берусь 
На клинопись, понятную шумерам. 

Не сладит с ним и гордая латынь. 
Проложенный без компаса и лага,
Минует он кровавый порт Катынь 
И пристани бессчетные ГУЛага. 

И станет всем совсем не по себе, 
Когда (не приведи Господь) увидишь, 
Как точно лед о Курс ВКП(б) 
Ломается язык пророков идиш. 

Муллы, раввины, выходцы из бурс, 
Для общего спокойствия не врите, 
Что вам на семинарах Краткий Курс 
Читали комиссары на иврите. 

Он так бы и остался не у дел, 
По-старчески криклив и недотроглив, 
Но Кормчий новый Курсом овладел 
И руль переложил на иероглиф. 

Пройдут года - и новый Родион, 
Который Салтыковым быть не может, 
Раскроет Курс и, взяв аккордеон, 
На музыку Бизе его положит. 
Смерть Гомера  (1971)
===============
Животно-мраморные тени 
День высек на щеках химер, 
И птичью грудь и стройные колени, 
Слепые, как глаза, которыми глядел Гомер, 

Когда он пел, 
все чаще задыхаясь. 
От дряхлой старости забыв, что страшно жить, 
Он бородой был бел. 
Над ней, не закрываясь,                        
Упрямый рот спешил кричать и говорить. 

Все плакали, кто был. Но вышел тот, 
                                                       кто не был. 
Не веря и устав не верить, только знать, 
Он грозною вступил ногой под синим 
                                                     юным небом 
В тень солнечных часов и начал меч снимать. 

Тогда умолк певец и слушал звон металла. 
Под бешеной рукой от камня мостовой 
Похожая на сноп, лавина искр плясала, 
И, всхлипнув коротко, тугая кровь хлестала, 
И плечи дрогнули, расставшись с головой! 
Казанский вокзал (1982)
====================
Я работал всю ночь, как  Стаханов. 
Кровь замыта, бинты сожжены, 
В желтой коже моих чемоданов 
Расчлененное тело жены. 

Я носился, как смерч над саванной, 
Все, что мог, в чемоданы сложил. 
Вряд ли плавают где-нибудь в ванной 
Клочья кожи и ниточки жил. 

И плевать мне в легавые шмоны - 
Я не новенький в этой игре - 
Вату-марлю, белье и тампоны 
Закопал на глухом пустыре. 

Все ж не первая из операций - 
Я готовился не на мышах. 
Жаль, что хруст от экзартикуляций 
Не совсем еще замер в ушах. 

Что ж теперь? Посошок на дорогу?
Я едва эту женщину знал. 
Не хотелось бы мне носорогу 
Опоздать на Казанский вокзал. 

И чтоб совесть меня не терзала, 
Чтоб не жег покаянья налет, 
Самый нежный носильщик вокзала 
Чемоданы мои понесет. 
Сонет (1978)
==================
Приснилось мне, что узок круг явлений, 
Но дерзок и широк оскал Небытия, 
У коего вовек во власти я, 
А если свет мелькнет - то это тень от тени. 

Мен снилось: я у ваших юных плеч, 
Из створок платья выглянувших крабом, 
При свете факела, танцующем и слабом, 
С мечом в руке, занесенным отсечь... 

Но вот, проснувшийся от крика синих мух, 
Я прячусь в неспокойном горизонте. 
Меня там нет. Я здесь в обличье двух 
Влюбленных ящериц - над ними черный
                                                  зонтик. 

Но рдеет танцами тяжелый рот земли. 
Под черным зонтиком жених вас обнимает. 
И вдруг, откинувшись, он дерзко умирает. 
Он быстро, что есть мочи, истлевает, 
Гниет стремительно в бугорчатой пыли. 	
В ресторане  (1979)
==================
Заказав шампиньоны в сметане, 
Не чужая, и не моя, 
Угощала меня в ресторане 
Баба малознакомая. 

Возле нас азиатские урки 
Пили за Бухару и Ургенч, 
А на мне были белые бурки 
И простой кашемировый френч. 

Мы скакали в присядке аграрно, 
Грохоча корнеплодами глаз. 
А на перстне моем элитарно  
Полыхал голубой ортоклаз, 

Голос бабы кричал все капризней 
(Оттого, что не вовсе моя). 
Золотое убожество жизни 
Трепетало звездой бытия. 

И горела редиска в салате, 
Как Пророкова кровь на мощах. 
В полосатом бухарском халате  
Кто-то путался в розовых щах. 

И когда с мессершмитовым креном 
Он влетел в нашу ражую снедь, 
Заревел поросенок под хреном, 
Завизжала под шубою сельдь. 

Я и сам заревел, что есть мочи, 
И под нежные скрипки Массне 
Вколотил в чьи-то карие очи 
Каблуком до-отказа пенсне. 

И взлетели в кровавой метели 
Щи да каша, кисель на воде, 
Колесом пронеслись метрдотели 
Замаячил мундир МВД. 

Только баба была, как могила, 
Как кумиры в хакасских степях, 
Лишь свиньей мускулистой ходила 
Тень улыбки на дюжих щеках, 

Ее взгляд был спокоен и светел, 
И пьяна золотая коса. 
И Убожества мраморный ветер 
Переполнил мои паруса. 
Таракан (1986)
==============
Шагну в избу через порожек, 
Зажгу лучину, вытру пыль. 
Сосущий кровь сороконожек, 
За печкой свистнет нетопырь. 

И хрусткий, точно хворостина, 
Упавший на спину в стакан, 
Мне голенищами хитина 
Отсалютует таракан. 
 
Он будет иероглифичен, 
Или на клинопись похож, 
Когда, моноклем увеличен, 
Просеменит ко мне под нож. 

Я иссеку сегменты брюха 
Анатомическим ножом, 
Оскал от уха и до уха 
Затампонирую пыжом, 

Надкрылий кожистые фалды 
Ошпарю острым кипятком. 
Его глаза, как две кувалды, 
Застынут мерзлым чугуном. 

Стальным пинцетом вырву глотку, 
Трахеи дыхалец, глаза... 
Обжарю, съем, рыгну и кротко 
Перекрещусь на образа. 

А мелочь губ, чешуйки пяток 
И шелестящих челюстей - 
Четвертый сорт, сухой остаток 
Заправлю маслом для гостей. 
Саломея (1986) 
========================
Имея сало, Саломея 
(Ее сопровождал конвой) 
В святую ночь Варфоломея 
Домой явилась с головой. 

Ее с тяжелою добычей 
Конвой доставил до ворот. 
И шнуровала жилой бычьей 
Она всю ночь кровавый рот. 

Когда семья наутро встала, 
Уже обуглились дрова, 
В сковороде скворчало сало, 
И бормотала голова 

О том, о чем в чертогах Рая, 
Уснув под пенье медных труб, 
Бормочет Ангел, подбирая 
На вдохах острый сфинктор губ. 

Он спит, не зная, что чертоги 
Золой и пеплом занесло, 
Что, как у фавна, стали ноги  
И перепончатым крыло, 

Что, с раскаленных щек свисая, 
Шипят и пенятся глаза, 
Пока танцовщица босая 
Швыряет сало в образа, 

И вскачь летят от Преисподней 
Конь Блед и Всадник Вороной, 
И спящий Ангелом сегодня 
Проснется завтра Сатаной. 
Свинья (1988)
=========================
Вся в рюшечках, вся в розовеньких бантах, 
На радость голым бабам и бабенкам 
Скакала на раздвоенных пуантах 
Свинья, переодетая ребенком. 

А если шевельнуть столетий массу, 
Спрессованную времени лавиной, 
Увидишь, как позирует Скопасу 
Свинья, переодетая Афиной. 

Увидишь, как в буфетах "Англетера" 
Пьет водку с удалыми ямщиками 
Свинья, переодетая гетерой, 
С горячими беконными щеками. 
 
И как, играя браунинга гранью, 
Балдеет, точно шнырь над купоросом, 
Над русским Учредительным собраньем 
Свинья, переодетая матросом. 

Вест-Индию мечом прошла Конкиста. 
Но меряться ли ей с кровавым сбродом, 
Что выволок на длинный нож Чекиста 
Свинью, переодетую народом. 

И жаждут твердой власти похотливо, 
И славят палачей своих холопы, 
И, нос зажавши, пятится гадливо 
Свинья, переодетая Европой.  
* * *
=============
Давили по капле как пот из жаб
  Цедили раба по Отчизне
Из этих капель собрался раб
  И стал хозяином жизни
  
Нормальные люди пьют и едят
  На хлеб с водой заработав
А у нас идиотов всегда парад
  Сплошной парад идиотов
  
Нормальные люди едят и пьют
  А после куют и пашут
А идиоты всегда поют
  Только поют и пляшут
  
И нету таких долгот и широт
  Хотя велика Россия
Где бы тебя не настиг идиот
  С криками "Я - мессия" 

счетчик посещений