Нестроевое
===========
Всех позади, топча кирзою пыль,
Не соблюдая строй бредет последний воин.
Ты скажешь -- он подметок Марса недостоин.
Я соглашусь -- солдат без толку месит пыль.

Он в ранце жезл не носит, мыслит не в масштабе,
Стреляет плохо. Целясь в молоко,
В уме слагает он письмо любимой бабе
И нажимает на курок легко.

Сосед по койке травит ветхий анекдот,
Сержант мечтает сжить его со света . . .
Не призывайте в армию поэта -- 
Он в цель промажет, но письмо его дойдет.

Пассажир второго класса
===================
Европы каменной брусчатые моря
Я бороздить, пока не умер, не устану.
Готовый бросить где попало якоря,
Моторчик прицеплю к родному чемодану.

Из кассы вытянув билетик наугад,
Сажусь на поезд с восемнадцатой платформы.
Приняв на грудь в дорогу чуть побольше нормы,
Смотрю в окно, дыша столбам дорожным в лад.

Куда б шальной состав по рельсам не завез
Мое непрочное поношенное тело,
Душа не против. Видно только в том и дело,
Чтоб не заклинило вращение колес. 

Утро красит
=============
Мелодия эта куда как стара,
И то, что она отпевает, старо.
Приемник ее исполняет с утра,
А я поспешаю в метро.

По лестнице шаткой обрушусь в кишку,
Обшитую мрамором разных пород.
Ревущий состав, навевая тоску,
Меня сквозь Москву волокет.

Коленками стиснувши пухлый баул,
Приезжая тетка прижата к стеклу.
В углу ветеран над газетой уснул -- 
Ему хорошо, он в углу.

Состав пробирается по кольцевой,
Россию с вокзала везя на вокзал.
Я тоже однажды умру под Москвой,
Как некогда Будда сказал.

Меня от забвенья не нужно будить.
Я молча алмазную сутру твержу.
На этой еще погожу выходить, 
На следующей выхожу.

Пейзаж с Чистыми прудами
==============
Закругленная морда трамвая,
Три семерки на правом боку,
Грач с вороною в салки играют,
День сентябрьский в самом соку,
День получки, когда поперечным
Каждый встречный предстать норовит,
Бледный юноша с сумкой заплечной
По аллее бредет, деловит.
В голове у мальчонки система -- 
Там Монтень афоризмы кует,
Там в безлистых садах Академа
Кант Платона к ответу зовет.
Электрический ток над бульваром
По блестящим течQт проводам,
Безнадежным несет перегаром
От прохожих джентльменов и дам,
Грибоедов молчит виновато,
Зубы скалит Молчалин хитро,
Взгляд усталой вагоновожатой
Провожает студента в метро. 

Москвич
==============
Был от рожденья зряч, был с детства некурящ,
Живя в провинции, не акал и не окал, 
Став стольным жителем, не ахал и не охал,
А проверял, где кость, где хрящ.

Сточил о стогны пару дюжин каблуков,
Носил прикид демисезонно-зимний,
И Кремль не брал, и не врывался в Зимний,
Но отличал живых от мертвяков.

Не отвлекался на нудеж передовиц,
Не пригибался под свинцовым небом,
В контактах с Дядею замечен не был,
Ласкал девиц, играл с друзьями блиц.     

Когда великая сгнила эпоха,
Не вовлекался в гомерический дележ,
Остался там, где скудно, там, где плохо,
Где бедных кормит с оловянной ложки ложь.

Когда в проржАвевшей железной занавеске
На Лондон и Париж открылся вид,
Он снял демисезон и отбыл по повестке
Туда, где щебет местных птиц -- иврит.

А что Москва? Она его, как всех, простила,
Тем боле, что как звать --  не знала иль забыла.

Камень плачет
===============
Камень плачет, камень плачет,
По погоде слезы льет,
В кулачок слезу запрячет -- 
После нищим подает.

Камень трезвому подножкой 
Обернуться норовит,
Камень пьяному  подушкой -- 
Дрыхни, воздухом укрыт.

Камень истине послушен,
Камню истины не жаль,
Молчаливо-равнодушен,
Лоб подставит под скрижаль.

Мы пророку в долг не верим,
Эллин он иль иудей,
Мы булыжничком поверим
Чистоту его идей.

Камень истину не прячет -- 
По почину и почет.
Имя ничего не значит,
Надпись мало кто прочтет.

Камень-город много знает,
Камень-храм перстом грозит,
Камень-Петр ключом играет,
Камень-смерть в висок разит.

Вид на этот город
==============
Моя Москва устаревает с каждым летом,
Со всех деревьев каждой осенью слетает,
В лед обращается зимой, весною тает
И навсегда прощается со мной.

Я забываю имена ее, но это  
Ее не трогает, ее не задевает.
Она таблички на фасадах поменяет,
Ей все равно, приезжий или коренной.

Свои уклюжие холмы покрыв асфальтом,
Дорожки -- плиткою, а плац-парад -- брусчаткой,
Она с Ленгор слетает в невозможном сальто
И по бульварам совершает променад.

Но не смываются никак с моей сетчатки
Мозаик Врубеля сиреневая смальта,
Пашкова прихоть, перстень Воланда с печаткой,   
Огонь, сжигающий забытый вертоград. 

Прохожий
=============
В городе на букву М
я не свой, но и не лишний.
Колу пью, чизбургер ем,
по соседству дети Кришны
говорят друг другу ом.
Мну картонную посуду.
Это мой казенный дом  
в нем живу и гадом буду.
Что задаром, то задо-
рого жизни заложу я.
На дорогу из Макдо-
выпив колу, выхожу я.
На кремлевских пять без двух,
я им верю по привычке
и вдыхаю серный дух
плохо выпеченной спички.
Мне, наверно, много лет.
Я жевал их долго с солью.
Жизнь сорвала эполет
С клифта, траченного молью.
Я спускаюсь по Тверской
мимо банки Телеграфа.
Мимо мат течет рекой.
Мне, как рыцарю без штрафа
и упрека от мента
нынче выпала поблажка.
На башке его фуражка. 
Он, конечно, лимита.
А тебе, товарищ Жу-
в стремена, как циркуль вдетый,
теплый кукиш покажу,
сигаретою согретый. 
Не спеша, сойду в дыру.
В чреве метрополитена
грохот, мраморные стены . . .
нет, не весь я в нем умру, 
и возникнет мой двойник
в Бибиреве, в Теплом Стане,
он закурит на ступенях,
он поднимет воротник,
и сгниет в ночном тумане.

Провинциал
==============
Затруднения провинциала, прибывшего в столицу:
ему кажется, что он один вот такой с камчатки,
а все вокруг  центровые, живущие здесь испокон веков.
Постепенно вглядываясь в мелькающие на улицах лица,
начинает он  различать знакомые черты и повадки,
слышать крепкие выражения  с aкцентом бывших своих земляков,
привыкает ловить в предутренней тьме электричку шестичасовую
и, не просыпаясь, пересаживаться с радиальной на кольцевую.

Скулы и профили его соседей по дому
разнообразны, как гербы  шести десятков братских губерний,
кучкующихся и толкущихся вокруг метрополии.
Сослуживец его  то ли кунак, то ли просто знакомый
то ли бека, то ли абрека, заправляющего отсюда гордой, но бедной
республикой, живущей на гуманитарную помощь. 
В полиции лимитчики, в парламенте охотнорядцы,
в Кремле уральцев с хрустом дожевывают ленинградцы. 

Он поджар и цепок, он хочет к центру круга пробиться,
потеснить, помять счастливчиков  в клевых клифтах,
фраеров, которым повезло родиться в  пределах МКАДа,
он усвоил радиально-кольцевую структуру столицы,
подобрал ключи к замкам, узнал, как работают кнопки лифтов,
научился говорить, как надо, и молчать, когда надо,
у него еще все впереди,  да и за спиною немало
а вокруг куда ни гляди   такие же хищные провинциалы.

По служебным ли личным делам он взмыл на большом самолете,
чтоб проверить, стоит ли этот Париж той королевской обедни, 
и откуда выходят дороги, ведущие в сказочный Рим.
Пролистав скучливо буклетик в глянцевом переплете,
прожевав расфасованный фуд, просмотрев рекламные бредни,
он коснулся почвы Европы, камчатский простой пилигрим.
Ее камни слежались в  хижины, замки, соборы, 
горизонты ее подпирают нестрашные горы.

Вот он вышел наружу из всклокоченной ночи российской,
из просторной тюряги, сто раз измеренной общим аршином,
закурил Пэлл-Мэлл, подтянул  штаны от Версаче,
и узрел сапог, пинающий в ласковом море булыжный мяч сицилийский,
легион лорелей, подносящих бундесбюргерам пиво в рейнской долине,
альбион, на зеленых лужайках шлифующий драйв и подачу,
нервных викингов, коптящих норвежских лососей и варящих шведскую сталь,
и двенадцать проспектов, лениво гуляющих в сторону Пляс Этуаль.

  Этот ваш диснейленд  шебуршит в суете предпродажной.
Вон игрушечный поезд проныривает под игрушечным сен-готардом.
Вон народец прет на настольный футбол  что ли Интер с Аяксом?
Этот ваш континентик заверните-ка мне в пакетик бумажный.
Где хозяин, где продавец  куда подевались, бастарды?
Я за все не глядя плачу полновесным баксом.
Покупаю все десять заповедей вместе с законами естества.
Некуда отступать. Позади  Москва.

По пути в метро
===========
Надвинув на лбы капюшоны
Пред тем, как отправиться 
                                    в путь,
Невыспавшихся миллионы
Ныряют в ноябрьскую муть.

Встречает нас утро, рукою
Холодной по лбу проведя,
Швыряет рукою другою
Колючие горсти дождя.

По ветру пустили наследство,
По ветру кошли растрясли,
И только счастливое детство
Нас держит вблизи от земли.

Налево нас гонят, направо,  
Уродуют наши умы
Евангелие от лукавых,
Ветхий завет от немых.

Душа
==============
Она просыпается раньше меня,
Ночные усвоит уроки,
Подтянет пружинку грядущего дня,
Припомнит вчерашние строки,

О снах предрассветных просмотрит отчет,
С дневного светила чехол совлечет,
Крутнет аэробики ролик
И молвит, -- Вставай, меланхолик! 

Вставай, меланхолик, подуй на ладонь,
Пуста и суха ее чаша.
Поленьев подбросишь в холодный огонь
Идей и наитий вчерашних,

Затянешь на кисти часов ремешок,
Кофейные зерна сотрешь в порошок,
Вздохнешь, и как шубертов мельник
Нырнешь с головой в понедельник.

Вращаются мерно колесики дня,
Часы измельчая в моменты.
Душа в эмпиреях. Ей не до меня -- 
Другие у ней конфиденты.

Здесь пыль покрывает магнолии лист
И "боинг" взрезает небесный батист,
А там, где она пребывает,
Мгновенья на флейтах играют.

Под вечер она возвращается в дом,
Сыта искривленным пространством.
А я коченею над чистым листом,
Своим одержим  окаянством. 

Ей тексты мои не пристало листать --
При ней их скрепляла седьмая печать. 
Она их заранее знает,
И переправлять не желает,

Но все же позволит мне сесть в уголок
И слушать, как в сумерках чудных
Слились в нескончаемый мартиролог
Экспромты, ноктюрны, этюды.

Их автор метался, вцепившись в рояль,
Впиваясь аккордами в гнев и печаль.
Он сердце в родимой земле схоронил,
А тело в Париже, в Париже забыл.

Молчание ангелов
================
                      I
Опустился на поле неубранной ржи
Вдалеке от больших городов
И крыла разложил от межи до межи,
От дневных отрешившись трудов.

Его глаз точно синей глазурью облит
И проточной водою омыт,
А на складках одежды знаменья прочтет
Понимающий в том звездочет.

Он следит, как колышется рожь на ветру,
Ночью тучи листает перстом.
Дети птицы проснутся, когда поутру
Он над ними мелькнет, невесом ...

Ты в вагоне летишь по стальной колее,
Костылями прибитой к земле.
В полосе отчуждения легок полет
Вдоль зацветших чухонских болот.

Сквозь двойное стекло ты глядишь, как блестит
Придорожных болот малахит,
И не значится номер твоей конуры
В расписании древней игры.

И зови -- не зови сквозь вечернюю мглу,
Приложившись щекою к стеклу, --
Твоя пеня умрет на трехсотой версте
В немоте, в наготе, в пустоте.
                         II
нынче ночью не знаю спал не спал
встал покурить вижу над моим оконцем
пролетают ангелы в чем Бог послал
из нью-йорка в сторону всходящего солнца

вижу как летят они над нашим перегноем
строем журавлиным перелетным конвоем
молча переглядываются на лету
и крылами светлыми метут пустоту

потянуло сыростью с полей заречных
я окурок выплюнул и в фортку взвыл
будто ноги увязил в грязи чересполосиц вечных
будто ключ от счастья в небесах позабыл

Разум устал
==============
Что-то разум мой устал
Принимать сигналы,
Реагировать на звук,
Щуриться на свет.
Мне бы спрятаться от всех
К Тациту в анналы
Иль к Платону в диалог  
Угадывать ответ.

Перепелочки кричат 
Мало в мире треска,
Набухают облака
Проливным дождем.
Что там в Божией руке,
Хлыст или повестка?
Ждать недолго, говоришь?
Ну что же, подождем.

Поколение НЕТ
==============
А те, которые придут 
            нас сравнивать с землей 
Они гуторят о своем, 
            по своему лопочут,
Они чаек зеленый пьют 
            из чаши со змеей, 
они над нашим бытием 
            не плачут, не хохочут.

Им наши ветхие стихи 
            не скажут ничего,
Им наших анекдотов вкус 
            не солон и не сладок,
А наши страшные грехи  
            ну все до одного 
Для них не память и не груз, 
            а мировой порядок.

Им в дебрях мировой сети 
            уютней, чем в раю,
Борясь с озоновой дырой, 
            они изменят климат,
С полсотней клавишей в горсти 
            вселенную свою
Они построят, а затем 
            нас из нее изымут.